Интервью с Олегом Тиньковым

«Стартаперы смузи пьют, тыкают в планшетики и не думают о прибыли»
Олег Тиньков: как потерять $1 млрд за 20 минут, почему венчурный рынок мёртв и где молодая шпана

Если кто-то и годится на звание почётного серийного предпринимателя России, то это Олег Тиньков. Он создал и продал сеть бытовой электроники «Техношок», марку пельменей «Дарья», пивоваренную компанию и сеть ресторанов «Тинькофф». Последние 8 лет Тиньков — банкир. Его Тинькофф Банк занимает 55-е место в России по активам и заработал в прошлом году 3,4 млрд рублей чистой прибыли (по МСФО). Впрочем, Тиньков не принимает активного участия в управлении своей компанией, много путешествует, катается на велосипеде и троллит стартаперов.

«Сейчас предпринимательства в стране вообще нет»

— Из ваших интервью следует, что самые яркие персоны в российском бизнесе родом из 1990-х, а молодой шпаны не видать.

— Да и нас, бизнесменов, выжило немного, по пальцам рук можно сосчитать. Я имею в виду настоящих бизнесменов, а не олигархов, которые мутят что-то с государством. Если сравнивать с 1990-ми, то сейчас предпринимательства в стране вообще нет. Но это же нормальная ситуация. Мы были голодные и нищие, нам нужно было что-то делать, а сейчас все обеспеченные. Я выступаю 3–4 раза в год перед студентами — мехмат МГУ, физтех и др. Цели у меня рациональные — рекрутировать лучших людей. И я вижу, что студенты очень хорошо одеты, девушки красивые. Но у них нет мотива. Как у моих детей никогда не будет мотива работать так же, как я. Мой сын дружит с сыном Миши Фридмана. У них даже какой-то совместный бизнес в интернете, но это всё смешно и наивно. Это детский сад. Потому что нужен мощный мотив.

Я помню своё общежитие на Васильевском острове — у нас предпринимательством занималась половина студентов. Что-то продавали, что-то покупали. Сейчас крутится куда меньше молодых людей. Жизнь не заставляет, родители помогают. Московские мажоры не хотят работать.

— По этой логике кризис мотивирует людей заняться бизнесом?

— Если ситуация ухудшится, то может быть. Но пока и кризиса-то нет особого. Все ухудшилось только в сравнении с жирными годами. Я не вижу страданий больших. Подумаешь, рубль упал в два раза — на Украине валюта упала в четыре раза! Может, кстати, там будет бум предпринимательства в ближайшие годы. А мы меньше будем сапог покупать. Не пять пар будет у студентки, а две. Ничего трагического не происходит. У нас более 5 млн клиентов. Все платят, деньги есть. Обороты растут по картам. Нет трагедий.

— Как же — вот ваша годовая отчётность: доля неработающих кредитов (NPL) выросла с 7% до 14,5%. Это уже высокий уровень. Падает прибыль и темпы роста бизнеса…

— Ну я вижу, что вы не компетентны про банк разговаривать. Мы завтра все долги эти продадим и NPL будет 0, только нам это экономически нецелесообразно, так как нам выгоднее держать их на балансе. NPL не отражает ничего. Журналисты всё время выхватывают цифры и нагоняют негатив. Мне со всего мира коллеги звонят — крутая отчётность, а журналисты только мочат. У конкурентов убытки утроились, а у нас упала чистая прибыль, какой кошмар. Вас в МГУ учат на журфаке, что якобы негатив продаёт, но парадокс в том, что все российские деловые СМИ теряют деньги. Западные СМИ тоже любят негатив, но они хотя бы видят свет в конце тоннеля и деньги зарабатывают. Наши мочат из любви к искусству. И в итоге общество зомбируется — всё говно, вокруг предатели, вот и Борю Немцова застрелили из-за этого. Я считаю, СМИ виноваты в том, что мы живём в этой жопе, не меньше политиков, силовиков и предпринимателей. СМИ превращают людей в быдло, а сейчас нужен позитив.

— Я на журфаке МГУ не учился и за коллег отвечать не могу. Окей, сформулирую по-другому, без NPL. До недавнего времени потребление в стране активно росло — во много благодаря заёмным деньгам. Сейчас этот рост остановился. Какие новые риски появились у банка? Сможет ли он так же быстро расти, как раньше?

— Любой бизнес цикличен. И особенно цикличен банковский розничный бизнес. Мы в самом начале плохого цикла. Ближайшие два года будет плохо. Потом произойдёт очищение системы, люди разберутся с долгами, и начнётся новый рост. Да, сейчас мы не выдаём 100–150 тысяч карточек в месяц, как раньше, выдаём только 40–50 тысяч. Риски начали расти два года назад, а сильно скакнули год назад. Мы одни из немногих, кто был к этому готов. В розничном бизнесе сейчас зарабатывают всего три коммерческих банка — Альфа-Банк, Совкомбанк и мы. А важно только то, зарабатываешь ты деньги или теряешь. Всё остальное — детали. В 2013 году мы заработали $180 млн чистой прибыли, в 2014-м — $90 млн, и в 2015-м мы будем прибыльными. И что-то мне подсказывает, что мы в этом году будем единственным негосударственным прибыльным розничным банком в России. Мне интересно, когда бизнес зарабатывает и платит дивиденды. Я лично получил за прошлый год $30 млн. Вот это я понимаю, бизнес.

«Трудно на технологическом уровне бороться с серостью»

— Более выгодных вариантов, чем банковский депозит, для инвестирования вы не нашли?

—Я вообще не готов во что-то инвестировать, никогда этого не делал и не собираюсь. Я не умею быть партнёром. Могу только купить 100% компании и предложить основателям работу. Иногда это полезно — поработать предпринимателем, чтобы стать хорошим управленцем. Недавно, например, собирался купить Ubank и «Штрафы ГИБДД». Но они захотели слишком много денег. Напрасно. Сейчас рынок плохой, многие сыпятся. Может, в ближайшее время кого-то и купим или подберём.

Важный момент — я не хочу рассредотачиваться. Потому что фокус — это очень важно. Напишите крупно, чтобы все поняли. Вот пример Ноготкова. Причин его краха много, но главная — что он не фокусировался на одном бизнесе. У него было слишком много увлечений, и всё это плачевно закончилось. Таких примеров много.

— Вы же и пивом, и пельменями, и электроникой занимались.

— Действительно, я один из немногих предпринимателей в этой стране, кто построил несколько совершенно разных бизнесов. Я этим горжусь, это же говорит о таланте определённом. Мне интересно каждый раз делать что-то новое, а не копировать собственные проданные проекты. Но при этом я всегда фокусировался на каждом проекте. Никогда параллельно не делал бизнесы, а всегда один за другим.

— Есть какие-то принципы, которые объединяют все ваши проекты?

— Главный принцип — клиент всегда прав. Я пляшу всегда от печки, от клиента. Пытаюсь найти новые неудовлетворённые потребности и их удовлетворить. Если это электроника, то ассортимент «Берёзки» можно было купить не за доллары, а за рубли. Если это пельмени, то их можно было домой в метро довезти, и они не слипались, как советские. Если пиво, то нефильтрованное и с откручивающейся крышкой, не надо зубами открывать. Если банкинг, то онлайн, без отделений и очередей. Находим нишу и начинаем её развивать.

— Тем не менее вы всегда вторгались в ниши, где уже были сильные конкуренты.

— Я про это вообще не думал, если честно. Я смотрел на ниши и возможности. Хороший предприниматель видит то, что другие не замечают. Например, сейчас я вижу, что в страховании нет сильного интернет-игрока. Поэтому занимаюсь «Тинькофф Страхованием». Я не знаю, почему другие туда не идут. Они слепые, глухие или что?

— Intouch идёт в онлайн-страхование.

— Ну идёт. Но мы быстро разберёмся с ними. Есть ещё «Ренессанс», но что это за компания. 10 лет теряет деньги. Что это за бизнес? Смешно. Я не могу назвать их бизнесменами. Конечно, совсем не смотреть на конкурентов — это шапкозакидательство. Когда я шёл в пельмени, на рынке была огромная компания «Талосто», настоящий монстр. Они производили тысячу тонн пельменей в день, а мы станочек купили на 200 кг. Но через три года мы производили уже 3 000 тонн, а они так на тысяче и остановились. Лоб в лоб нельзя, конечно, конкурировать. Нельзя в лоб идти на Сбербанк, на «Балтику», на «Тинькофф». Нужно искать обходные пути.

— Но вы же пошли в лоб на «Русский стандарт»?

— Нет, мы с ними не конкурировали, у нас разные бизнес-модели. И я ни одного человека специально у них не сманивал. Когда я строил команду, первые 30 человек нанимал сам. И строчка «Русский стандарт» в резюме — это был стоп-фактор. По эмоциональным причинам: мне не хотелось, чтобы Рустам Тарико позвонил и спросил, чего я людей переманиваю. И по рациональным: мне никогда не хотелось строить ещё один «Русский стандарт».

— А как вы эти ниши ищете? Часто ли ошибаетесь?

— Я очень долго выбираю, по принципу «семь раз отмерь, один раз отрежь». Бывает, ошибаюсь. Например, в ситуации с Tinkoff Digital. Этот проект нельзя назвать неудачным, ведь деньги я не потерял. Но и успехом, наверное, тоже не стоит называть. Я думал, платформа RTB (Real Time Bidding — онлайн-аукцион рекламных объявлений. — Прим. ред.), основанная на Big Data и самых современных технологиях, будет расти. Я считал, что вся медийная реклама в сети уйдёт туда, но этого не произошло. Нет взрывного роста. Сам рынок оказался маловат. Так что нужно ещё и на объём рынка смотреть, выбирая нишу.

Проблема в том, что в России рынок медийной рекламы — мутный и незрелый. Это «серая» зона, во многом построенная на откатах, отношениях между людьми, этих вась-вась. Трудно на технологическом уровне бороться с серостью. Нам ещё повезло — мы эту технологию смогли в банк встроить. Если зайдёте на наш сайт пару раз, то будете видеть нашу рекламу повсюду.

—Я посмотрел котировки вашего банка на LSE: вы размещались по $17,5 за депозитарную расписку GDR, а сейчас они стоят дешевле $3. Почему так сильно упала капитализация?

— Так иди купи пока дёшево… А у кого капитализация не упала? У Сбербанка, «Яндекса», Mail.Ru — все 70–80% потеряли. Только герой нашего времени Сергей Галицкий со своим «Магнитом» так сильно не падает. Это страна упала. Какие к нам вопросы?

Преодолевая тернии и звёзды, мы разместились в последнем квартале 2013 года. И тут же начался кризис перекредитования. Люди нахапали кредитов и начали всё медленнее их возвращать. Плюс в Госдуме появилась дурацкая поправка, которую пресса растиражировала (в ноябре 2013 года в Госдуме появился законопроект, который можно было трактовать как запрет на выдачу кредитов дистанционно, но вскоре оказалось, что депутаты пропустили союз «или» по ошибке. — Прим. ред.).

Западные инвесторы вроде хотят инвестировать в российский бизнес, но если что-то идёт не так, то сразу продают акции. Ситуация понятная и объяснимая. Я им в глаза говорил: вот вы купили акции по $17, через месяц продаёте за $6. Вы чего делаете? Ну, такие правила фонда, отвечали мне менеджеры: если акция падает более чем на 20% в день, её обязаны сбросить, иначе менеджер фонда потеряет работу. Вот и начался обвал. А потом подоспела Украина, геополитика, и мы падали вместе со всеми.

— Что ощущает человек, который из-за какой-то грамматической ошибки в каком-то законопроекте теряет сотни миллионов долларов?

— Я миллиард долларов потерял. Вышел сюда в офис, смотрю — все сотрудники на Bloomberg сидят, деньги считают. Ребята, говорю, запомните этот день, вы видите человека, который за 20 минут потерял миллиард долларов. И улыбаюсь. В этой улыбке было много дикости. Я же человек, а не черепаха. Суицидальных мыслей, конечно, не было, но было неприятно. И вопрос не в только миллиарде, он же всё-таки виртуальный, а в тупости. Один запятую не там поставил, другая не так написала об этом в газете, а третий стал акции продавать. Это абсурд.

— Вы о делистинге даже говорили…

— Если будет экономически выгодно — можем провести, у меня есть на это деньги, но пока такой необходимости нет. Мы и сейчас торгуемся за один капитал, а другие российские публичные банки за 0,3–0,5. Банк всё-таки стоит в два раза дороже конкурентов. Так что пока не сдались. Уверены, что рынок нас ещё оценит.

— Когда?

— Это проблема России — всем всё надо завтра. Чтобы заработать свой миллиард, я 25 лет занимался бизнесом. А у нас только вылупятся люди из Сколково, уже хотят квартиру в Москва-Сити и Tesla. Социальный лифт им подавай. Идите на лестничную клетку и пешком поднимайтесь. Работать надо, а не лифт искать. В чём проблема Сергея Полонского и многих других? Они быстро выросли и быстро всё потеряли. Многие от быстрых денег сходят с ума. Я зарабатывал медленно и спокойно. Президент Тинькофф Банка Оливер Хьюз — англичанин. Он говорит, ребята, спокойно, всё хорошо, через 5 лет акции вернутся на уровень IPO. Это англосаксонское мышление. А нам надо всё через год, максимум — через три.

— Ваша переписка-перепалка с поддержкой «Рокетбанка» про пули и коворкинг стала хитом Рунета. Зачем вы делаете промо небольшому стартапу?

— Я люблю стартаперов. Я же апологет предпринимательства. Помогаю молодым ребятам, героям пою славу. Обычно я это делаю, когда нечем заняться. А времени у меня свободного много. Твиттер — это развлечение. Сижу, делать нечего, давай потроллю. Может клиентов у «Рокетбанка» прибавится, продлю им агонию на месяц. Хотя, конечно, они не выживут. Дай бог кто-нибудь купит. Для меня они как дети малые, я им помогаю.

— Почему не выживут?

— У них очень дорогой customer service, нет правильных продуктов и доходов. Есть банк «Интеркоммерц», есть клиенты — а приложение «Рокетбанк» где-то посередине. Живут на комиссию 2% от Mastercard, но что-то ещё банк забирает. На чем они зарабатывают, я не понимаю. Эта модель обречена. У них 6 000 клиентов за два года, а у нас бывают дни, когда мы выпускам за сутки 3 000 карт. Понимаешь масштаб. Единственный вариант — какой-нибудь банк решит создать продукт для хипстеров и купит их. Но они уже столько денег сожгли, что нет смысла покупать. Жалко их. Для меня «Рокетбанк» — это не конкретный стартап, а обобщённый образ, пример того, как нельзя делать бизнес. Такие проекты живут от раунда к раунду. Развели инвесторов, бабло просрали, подняли новый раунд и так до бесконечности. А сейчас нельзя так жить. Или нужно делать стартап на свои деньги, либо в супер-нише, где можно сразу зарабатывать чистую прибыль. В массе же своей стартаперы привлекают инвестиции, снимают новый офис, смузи пьют в коворкинге, тыкают в планшетики свои. Никто не думает про прибыль и экономическую целесообразность. Зачем нам деньги зарабатывать, мы компанию строим. Это не предпринимательство, а говно какое-то. Инвестиционные деньги развращают. Когда мы были молодые, у нас не было бизнес-ангелов, фондов, раундов. Но мы не жаловались.

— Стоп, а как же Facebook, Twitter и другие большие венчурные истории. Многие инновационные компании прекрасно развиваются, хотя долгое время не зарабатывали прибыль.

— В США модель другая. Там есть фондовый рынок. А в России его нет. Самый большой источник капитала в мире — фондовый рынок. Не инвестфонды, и не облигации. Поэтому Twitter может себе позволить ни копейки не зарабатывать и иметь миллиардную капитализацию. Поэтому бизнес-модели Apple, Tesla, Microsoft у нас не работают. Если хотите создать Apple, садитесь в самолёт и летите в США. Там есть экосистема, а у нас её нет. Есть несколько фондов, но эти люди сумасшедшие. У нас имеет право на жизнь модель зарабатывания денег, но не роста капитализации.

— Почему вас судьба стартаперов так волнует?

— Вопрос же во всей индустрии этой. Молодые люди сидят в соцсетях, трутся вокруг моих аккаунтов. А чем больше сидят, тем меньше делают. Я могу себе позволить тратить время на соцсети, я же владелец банка, а они нет. Их стартапы не удовлетворяют потребителей, не строят новое, а осваивают деньги и живут от инвестора к инвестору.

Назовём это агрессивный позитивизм. Я реально хочу помочь — ребята за формой потеряли содержание. Всё выглядит красиво, круто, но если спросить, а для кого вы это делаете? Зачем? Они задумаются. Все западные фонды «позакрывали» Россию. Российские — все свои деньги раздали. В государственные инвестиции я тоже не верю. Всё, единственный шанс выжить — начать деньги зарабатывать.